СПРАВКА: До революции только в Туле действовало 66 церквей. Половина церковных зданий снесена, оставшиеся отданы под склады, архивы, фабрики, мастерские, спортивные залы. Под охраной государства находятся 16 церквей (по данным на 1999 г.)
    Всего в Тульской губернии до 1917 г. Было 1980 действующих храмов, на конец ХХ в.- 89. Что произошло? Над ними издевались, их разрушали, сносили, грабили, перекраивали. А некоторые все еще стоят. Ушли из жизни те, по чьей указке была поднята рука на освященные храмы, а они живут. Пережили отцов, дедов, прадедов. Теперь с надеждой обращают скелеты куполов к внукам и правнукам. Временщики уходят, а вечное неподвластно времени. Это наша культура, наши корни. Наша духовность, история нации.
    За поступки отцов расплачиваются дети, внуки. Мы сейчас подошли к этой черте. Использование церквей под зерносклады привело к вечной продовольственной проблеме, под школы - к массовому бескультурью и бездуховности, снос - к исчезновению деревень, запущенности городов и архитектурной безвкусице. Парадокс? Мистика? Нет. Страшная реальность, боль нашего Отечества.
    О причинах тех процессов, которые произошли в нашей стране после октябрьских событий 1917 г., в том числе и о том, почему разрушались, грабились народные святыни, многие из которых создавались на народные пожертвования, заставляет поразмышлять книга В. Солоухина « В свете дня».
    1922 г. Страшный голод в Поволжье. К церковным советам и верующим обратился через печать президиум конференции уполномоченных Тульского оружейного завода: «Поели скот, собак, кошек! Поели глину! Принялись за трупы! Началось людоедство, детоедство! Готовится небывалая, неслыханная в истории человечества. Невиданная по своим размерам братская могила на 3 миллиона квадратных верст, на 2,5 миллиона человек. ВЦИК вступил на крайне тяжелый путь и вынес постановление об изъятии церковного золота для Поволжья. Вера без дел мертва».(1)
    Во имя спасения миллионов жизней была протянута рука к святой неприкосновенности церкви – ее собственности. Неоднозначно отнеслось к этому духовенство. Ряд лиц, решивших помочь голодающим, были объявлены в своей среде предателями, подкупленными врагами церкви. Этому обвинению священнослужители Петроградской губернии дали такой ответ: «Ни для кого из лиц знающих не секрет, что в церкви всегда бывала часть принадлежащих к ней не сердцем, духом, а только телом. Где любовь, которая, по слову Божию, выше закона? Где любовь, что готова прервать все преграды, лишь бы помочь? Бессердечие, человеческие расчеты некоторых, так печально выявившиеся наружу в связи с голодом, понуждают нас определенно сказать: «Нет, нам христианам, нужно строить жизнь только по заветам Христа». (2)
    В Туле и губернии изъятием церковных ценностей занималась специальная комиссия, в которую вошли и представители церковного совета. Она отбирала драгоценные предметы из золота, серебра, драгоценные камни и передавала их финансовым органам. Газета «Коммунар», в соответствии с декретом ВЦИК регулярно печатала перечни всех изъятых вещей. Самые многочисленные списки были составлены по Успенскому кафедральному собору в кремле (119 предметов) и Всехсвятской церкви (100 предметов).
    Кампания по изъятию церковных ценностей закончилась 28 июля 1922 г. В результате было собрано около 13 тыс. кг серебра, 6 кг золота, 3 кг жемчуга, 575 бриллиантов, 58 сапфиров, 120 рубинов, изумрудов. Алмазов, аметистов, топазов. Две вещи в перечне отмечены как представляющие художественную ценность: евангелие с серебряными крышками художественной работы, осыпанное каменьями, и икона с доской художественной работы (3). Все это ушло в уплату за хлеб, закупаемый за границей.
    Понять то, что эта кампания не являлась разовой, а была одним из звеньев политики партии большевиков в отношении церкви, поможет секретное письмо В.И. Ленина членам Политбюро, напечатанное только в 1990 г., по поводу событий в тихом провинциальном городке Шуе, где верующие воспротивились изъятию церковных ценностей. «Товарищу Молотову для членов Политбюро. Строго секретно. Просьба, копий не снимать, а каждому члену Политбюро (тов. Калинину тоже) делать свои заметки в начале документа. Ленин.
    По поводу происшествия в Шуе, которое уже поставлено на обсуждение Политбюро, мне кажется, необходимо принять сейчас же твердое решение в связи с общим тоном борьбы в данном направлении. Так как я сомневаюсь, чтобы мне лично удалось присутствовать на заседании 20 марта, то поэтому я и изложил свои соображения письменно.
    Происшествия в Шуе должно быть поставлено в связь с тем сообщением, которое недавно РОСТА переслало в газеты не для печати, а именно, сообщение о подготовляющемся сопротивлении декрету об изъятии церковных ценностей. Если сопоставить с этим фактом то, сто сообщают газеты об отношении духовенства к декрету об изъятии церковных ценностей, а затем то, что нам известно о нелегальном воззвании Патриарха Тихона, то станет совершенно ясно, что черносотенное духовенство во главе со своим вождем совершенно обдуманно проводит план дать нам решающее сражение именно в данный момент.
Очевидно, что на секретных совещаниях влиятельнейшей группы черносотенного духовенства этот план обдуман и принят достаточно твердо. События в Шуе одно из проявлений этого плана.
    Я думаю, что здесь наш противник делает громадную ошибку, пытаясь втянуть нас в решительную борьбу тогда, когда она для него особенно безнадежна и особенно невыгодна. Наоборот, для нас именно данный момент представляет собой не только благоприятный, но и вообще единственный момент, когда мы можем с 99-ю из 100 шансов на полный успех разбить неприятеля наголову и обеспечить за собой необходимые позиции на много десятилетий. Именно теперь и только теперь, когда в голодных местах едят людей и на дорогах валяются сотни, если не тысячи трупов, мы можем (и потому должны) провести изъятие церковных ценностей с самой бешенной и беспощадной энергией, не останавливаясь перед подавлением какого угодно сопротивления. Именно теперь и только теперь громадное большинство крестьянской массы будет либо за нас, либо, во всяком случае, будет не в состоянии поддерживать сколько-нибудь решительно ту горстку черносотенного духовенства и реакционного городского мещанства, которые могут и хотят испытать политику насильственного сопротивления собственно декрету.
Нам во что бы то ни стало необходимо провести изъятие церковных ценностей самым решительным и самым быстрым образом, чем мы можем обеспечить себе фонд в несколько миллионов золотых рублей (надо вспомнить гигантские богатства некоторых монастырей и лавр). Без этого никакая государственная работа вообще, никакое хозяйственное в частности и никакое отстаивание своей позиции в Генуе в особенности совершенно немыслимы. Взять в свои руки этот фонд в несколько миллионов золотых рублей (а может быть, и несколько миллиардов) мы должны, во что бы то ни стало.
    А сделать с успехом можно только теперь. Все соображения указывают на то, что позже сделать нам не удастся,  то никакой иной момент, кроме отчаянного голода, не даст нам такого настроения широких крестьянских масс, который либо обеспечил нам сочувствие этих масс в том смысле, что победа в борьбе с изъятием церковных ценностей останется безусловно и полностью на нашей стороне.
Один умный писатель по государственным вопросам справедливо сказал, что если необходимо для осуществления известной политической цели пойти на ряд жестокостей, то надо осуществлять их самым энергичным образом и в самый короткий срок, а то длительного применения жестокостей народные массы не вынесут.
    Это соображение в особенности еще подкрепляется тем, что по международному положению России для нас, по всей вероятности, после Генуи окажется или может оказаться, что жестокие меры против реакционного духовенства будут политически нерациональны, может быть даже чересчур опасны. Сейчас победа над реакционным духовенством обеспечена полностью. Кроме того, главной части наших заграничных противников среди русских эмигрантов, то есть эсерам и милюковцам, борьба против нас будет затруднена, если мы именно в данный момент, именно в связи с голодом проведем с максимальной быстротой и беспощадностью подавление реакционного духовенства.
    Поэтому я прихожу к безусловному выводу, что мы должны именно теперь дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий. Ленин. (Цит. По кн. В. Солоухина «При свете дня», М., 1992, с. 53).
    Далее Ленин предлагает подробный план проведения кампании по изъятию ценностей из монастырей, лавр, церквей.
Голод, конечно, после этого не прекратился, большевики же, по некоторым сведениям, положили в свой фонд 48 млрд. золотых рублей. Сколько человек при этом было расстреляно, закопано живыми, утоплено в прорубях, удавлено, распилено пилами, зарублено топорами, замучено пытками учету не поддается
До революции в России было 360 000 священнослужителей, 4 духовных академии, 58 семинарий, 1250 монастырей, 55 173 православных церквей, 25 000 часовен, 4 200 католических храмов, 25 000 мечетей, 6000 синагог, более 4000 молитвенных домов
    К концу 1919 г. Осталось в живых 40 000 священников. В 1921 г. Ликвидировано 722 монастыря. В 1922 г. Соловецкий монастырь был превращен в концлагерь. После декрета об изъятии ценностей расстреляно было духовенства 2691 чел., монахов – 1962, монахинь и послушниц – 3447. Помимо этого, без суда, погибло еще не менее 15 000 белого и черного духовенства. (В. Солоухин, с. 59 – 60).
    Читая ленинское письмо, видишь, с какой легкостью большевики наклеивали ярлыки своим противникам. В то же время возникает ряд вопросов. О людях ли заботились? А может голод был только поводом, подходящим моментом для расправы с духовенством, для утверждения в сознании людей марксистской идеологии? Или целью ограбления церквей, монастырей, лавр было создание некоего фонда для того, чтобы легче отстаивать свои позиции на предстоящей конференции в Генуе?
    Начало было положено. За первым, оправдавшим себя шагом, последуют следующие. Но это будут такие же преступные шаги насилия, которые приведут к произволу, грабежу и надругательству над церковью и душами людей.
    Как эта кампания проходила в Тульской губернии? В марте 1923 г. Казанская церковь объявляется очагом контрреволюции, так как церковный совет оказал сопротивление, не позволив властям забрать ценности. В результате закрыли ее, а здание передали милиции для культурно – просветительных целей.
    В то же время губисполком принял решение о передаче ряда церквей по заявкам организаций в их пользование на культурно – просветительные нужды при непременном наличии надлежащих постановлений беспартийных собраний, конференций широких трудящихся масс. (4). Надо было создать видимость того, что закрытие церквей – это, мол, требование народа. Для марксистов религия была опиумом для народа. Новую жизнь должны были строить люди, неотягощенные религиозным мировоззрением, ибо единственной верной, научной, объявлялась коммунистическая идеология. К началу 1929 г. У верующих Тулы осталось 33 церкви.
    28 февраля 1929 г. бюро губкома ВКП (б) постановило мобилизовать внимание парторганизаций на антирелигиозную пропаганду под лозунгом «Каждый член партии должен быть воинствующим атеистом». Губисполкому и горсовету предлагалось проработать мероприятия по ограничению использования жилых помещений под молитвенные дома, по закрытию церквей и использованию их помещений.
    8 апреля 1929 г. ВЦИК и СНК приняли постановление о религиозных объединениях. Оно было направлено на ущемление прав верующих и ставило под угрозу само существование таких объединений. Им запрещалось оказывать материальную поддержку своим членам, создавать кассы взаимопомощи, кооперативы, производственные объединения. Запрет был положен на любую благотворительную деятельность: открытие библиотек, читален, организация санаториев, оказание нуждающемся лечебной помощи – на все то, что составляло смысл их деятельности. Культовые здания и предметы культа теперь сдавались им в аренду. Все это было необходимо беречь и хранить. Надо было платить налоги, отапливать и ремонтировать помещения. Местные власти имели право периодически производить осмотр и ревизию имущества. Расходы церкви превышали ее доходы, в результате храмы приходили в упадок, некоторые уже к моменту выхода постановления не могли содержать себя. На этот случай предусматривалось ликвидировать церкви и распределять их имущество. Как показали дальнейшие события, весь смысл постановления заключался именно в этом.
    Кампания разрасталась подобно снежному кому. В Тульском округе Московской области с 1 октября 1929 г. по 1 января 1930 г. было закрыто 80 из действующих 737 церквей. В последующие два месяца опустели еще 139 церквей (5).
    С разрешения Президиума ВЦИК власти Тулы приняли решение о сносе ряда церквей: Сретенской (сейчас на этом месте памятник С.И. Мосину) – она якобы мешала прокладке трамвайной линии; Воздвиженской (на этом месте потом была установлена статуя красноармейца), Троицкой (ул. Советская, близ моста), Казанской (ул. Металлистов, ниже училища).
    Попытки верующих спасти церкви, их письма – протесты во ВЦИК не всегда рассматривались и не всегда удовлетворялись. Вот выписка из протокола заседания Президиума ВЦИК от 5 августа 1929 г.: «Слушали: Просьбу верующих г. Тулы об оставлении зданий Троицкой, Пречистенской, Сретенской и Воздвиженской церквей и их использовании.